Неточные совпадения
Кроме этих терминов, целиком перешедших к нам при Петре Великом из голландского
языка и усвоенных нашим флотом, выработалось в
морской практике еще свое особое, русское наречие.
Не помню, как я разделался с первым рапортом: вероятно, я написал его береговым, а адмирал украсил
морским слогом — и бумага пошла. Потом и я ознакомился с этим
языком и многое не забыл и до сих пор.
Но зато мелькают между ними — очень редко, конечно, — и другие — с натяжкой, с насилием
языка. Например, моряки пишут: «Такой-то фрегат где-нибудь в бухте стоял «мористо»: это уже не хорошо, но еще хуже выходит «мористее», в сравнительной степени. Не
морскому читателю, конечно, в голову не придет, что «мористо» значит близко, а «мористее» — ближе к открытому морю, нежели к берегу.
Да, ты прав, Боткин, — и гораздо больше Платона, — ты, поучавший некогда нас не в садах и портиках (у нас слишком холодно без крыши), а за дружеской трапезой, что человек равно может найти «пантеистическое» наслаждение, созерцая пляску волн
морских и дев испанских, слушая песни Шуберта и запах индейки с трюфлями. Внимая твоим мудрым словам, я в первый раз оценил демократическую глубину нашего
языка, приравнивающего запах к звуку.
Гальцина, делая разные замечания на французском
языке; но, так как вчетвером нельзя было итти по дорожке, он принужден был итти один и только на втором круге взял под руку подошедшего и заговорившего о ним известно храброго
морского офицера Сервягина, желавшего тоже присоединиться к кружку аристократов.
Иногда при ловле камбалы или белуги рыбакам случалось вытаскивать на крючке
морского кота — тоже вид электрического ската. Прежде рыбак, соблюдая все меры предосторожности, отцеплял эту гадину от крючка и выбрасывал за борт. Но кто-то — должно быть, тот же знаток итальянского
языка, Коля — пустил слух, что для итальянцев вообще
морской кот составляет первое лакомство. И с тех пор часто, возвращаясь с ловли и проходя мимо парохода, какой-нибудь рыбак кричал...
Заботясь не об одном только
морском образовании молодых моряков и зная, как мало в смысле общего образования давал
морской корпус, адмирал рекомендовал книги для чтения и заставлял переводить с иностранных
языков разные отрывки из лоций или из
морской истории.
Увы! хотя все и учились в
морском корпусе и у «англичанина», и у «француза», но знания их оказались самыми печальными: ни один не мог прочитать английской книги, и двое с грехом пополам знали французский
язык.
— Типун вам на
язык, Игнатий Николаевич! — с сердцем проговорил старший штурман. — И видно, что вы механик и ничего в
морском деле не понимаете. Кто вам сказал, что не попадем? Почему не попадем-с? — прибавил Степан Ильич «с» в знак своего неудовольствия.
— И теперь, значит, как и в мое время,
языкам не везет в
морском корпусе? — усмехнулся капитан. — Надо, значит, самим учиться, господа, как выучился и я. Моряку английский
язык необходим, особенно в дальних плаваниях… И при желании выучиться нетрудно… И знаете ли, что?.. Можно вам облегчить изучение его…
Увлечение мое
морской стихией в то время давно уже кончилось. Определилась моя большая способность к
языкам. Папа говорил, что можно бы мне поступить на факультет восточных
языков, оттуда широкая дорога в дипломаты на Востоке. Люба только что прочла «Фрегат Палладу» Гончарова. Мы говорили о красотах Востока, я приглашал их к себе в гости на Цейлон или в Сингапур, когда буду там консулом. Или нет, я буду не консулом, а доктором и буду лечить Наташу. — Наташа, покажите
язык!
По поводу войны с Данией из-за Шлезвига и Гольштейна Маркс говорит: «Эти области, несомненно немецкие по национальности,
языку и склонностям, необходимы для Германии также и для охранения и развития ее
морских сообщений и торговли» (стр. 86).